Малин смеется про себя. Она дает Туве и Маркусу возможность проявить изобретательность в поисках места для любовного свидания в такой холод. Сейчас они на вечернем киносеансе. Какая-то драма-экшн, созданная на основе давно забытого комикса. Приключения эпохи пятидесятых, подновленные в соответствии со вкусами сегодняшнего дня: больше насилия, больше ужасов, секса, а конец более определенный и счастливый. Двусмысленность — враг надежности, а надежность — необходимое условие кассовых сборов.
«Наше время, — думает Малин, — имеет те сюжеты, которые заслуживает».
Запах в родительской квартире.
Здесь пахнет тайнами.
Так же, как в охотничьей избушке, хотя в лесу было холоднее и запах тайны определеннее. Не так непроницаемо, не так личностно, как здесь. «Нужно повернуться вокруг своей оси, — думает Малин, — если слишком долго задерживаешься на прошлом. Но можно погибнуть, если так и не осмелишься прикоснуться к нему».
Психотерапевты знают об этом все.
Малин опускается на диван в гостиной.
Она чувствует себя измотанной и усталой. Папа хранит спиртные напитки на кухне, в шкафчике на холодильнике.
Вывернуть душу.
Изящная мебель, которая вовсе не так изящна.
«Ты хорошо поливаешь цветы?»
Я уже полила их.
Цветы. Запах капустного пудинга.
Запах лжи. Что, и здесь? Совсем как в доме Ракели Мюрвалль в Блосведрете.
Хотя здесь не так определенно, слабее. «Туда нужно вернуться, — думает Малин. — Вернуться и вытащить на свет все их тайны из-за стен и из-под половиц».
В прихожей звонит мобильник.
Он лежит в кармане куртки, и Малин вскакивает с дивана, бежит, спотыкается.
Международный звонок.
— Да, слушаю.
— Малин, это папа.
— Привет, я в квартире и только что полила цветы.
— Я нисколько в этом не сомневаюсь. Но звоню не поэтому.
Он чего-то хочет, но не решается высказаться — такое же чувство, как и во время прошлого разговора. Потом папа делает глубокий вдох и продолжает, с шумом выдохнув:
— Знаешь, мы здесь поговорили и решили, что Туве может приехать к нам, ведь скоро у нее февральские каникулы? Неплохо было бы, а?
Малин отводит трубку от уха, держит телефон перед собой и качает головой.
Потом приходит в себя. Прикладывает трубку к уху.
— Через две недели.
— Через две недели?
— Да, каникулы начинаются через две недели. Но есть одна проблема.
— Какая?
— У нас нет денег на билет на самолет. У меня ни кроны лишней, а Янне накануне Рождества поставил новый котел на жидком топливе.
— Да, и об этом мы с мамой тоже говорили. Мы можем оплатить ей билет. Были сегодня в турагентстве, есть дешевый рейс через Лондон. Может, и ты возьмешь отпуск?
— Это невозможно, — отвечает Малин. — Слишком мало времени. К тому же именно сейчас у нас проблемы.
— Так что ты об этом думаешь?
— Звучит заманчиво. Но тебе стоит сначала поговорить с Туве.
— Она сможет здесь плавать и ездить верхом.
— Она сама знает, чего ей хочется, а чего не хочется. Будь в этом уверен.
— Ты поговоришь с ней?
— Позвони сам. Она сейчас в кино, но будет дома около десяти.
— Малин, ты не могла бы поговорить…
— Хорошо, хорошо. Я поговорю с ней, а потом перезвоню. До завтра.
— Не откладывай. Билеты могут закончиться.
Голоса.
Пусть летают.
Слушай их все, когда ведешь расследование.
Ничего не упускай. Они приведут тебя к цели.
В прихожей Никласа Нюрена стоят прозрачные банки с печеньем, круглые бежевые пирожные «Малина мечты» в пластиковых упаковках, шоколадные пирамидки и шарики, а зеленый ковер усыпан сладкими крошками. У входа темно-синий «вольво-универсал», припаркованный почти впритык к почтовому ящику.
«Будь осторожна, — говорит себе Малин, нажимая на кнопку звонка. — Если это сделали мальчики, он мог помочь им перетащить тело».
Никлас Нюрен ведет ее в квартиру, в прибранную гостиную, в центре которой стоит красный диван перед вмонтированным в стену плоским экраном телевизора.
Все указывает на то, что Никлас Нюрен — самый заурядный мужчина средних лет, не более.
На нем джинсы и зеленый джемпер, лицо круглое, а живот выступает над поясом, выдавая сидячий образ жизни. Слишком много ездит в автомобиле и слишком часто пробует рекламируемую продукцию.
— Я собирался звонить вам, — говорит Никлас Нюрен.
Голос у него неожиданно низкий для такого полного человека и немного хриплый.
Малин не отвечает. Опускается на стул модели «мюран» возле небольшого обеденного столика у окна, выходящего на фабрику «Клоетта».
— У вас есть ко мне вопросы? — начинает Никлас Нюрен и занимает место на диване.
— Как вы, наверное, уже знаете, имя Иоакима Свенссона всплыло в расследовании убийства Бенгта Андерссона…
Никлас Нюрен кивает.
— Мне трудно представить себе, чтобы мальчик оказался замешан в такое. Ему нужно учиться хорошим манерам, только и всего. И иметь перед глазами достойный мужской пример.
— Вы с ним ладите?
— Пытаюсь поладить. У меня у самого было жуткое детство, и я хочу помочь мальчику. У него есть ключи от моей квартиры.
— Что значит — жуткое?
— Мне не хотелось бы вдаваться в это. Но отец крепко пил, вот что я могу сказать. Да и мама не была особенно ласкова.
Малин кивает.
— А что вы делали в ночь со среды на четверг на прошлой неделе?
— Маргарета была здесь, и я уверен, что Йоке вместе с Йимми смотрел тот самый фильм, про который он говорил.